Интервью с главврачом городской гинекологической больницы

Когда доктор видит в пациенте клиента, ему лучше уйти из профессии, убежден главный врач Городской гинекологической больницы Минска Александр Бич.

– Александр Ильич, почему пациентки стремятся попасть к акушеру-гинекологу мужчине?

– Мужчина больше сочувствует женщине и внимательнее к ней относится. В нем это генетически заложено.

– Для пациента важно доброе слово…

– Акушер-гинеколог в большей степени, чем остальные врачи, должен быть психологом. Иногда приходит женщина с огромными от страха глазами: «У меня нашли полип, сказали: предраковое состояние…». Запугать любого можно. Но начинаешь с ней разговаривать, объяснять, что справиться с болезнью реально: надо просто удалить новообразование, и женщина приходит в себя. Это как провести психологический тренинг. Правда, потребуется время. Если же пациентке, ничего не объяснив, молча выписать направление на операцию, она что угодно себе надумает. Часто слышим: вот за рубежом, в Европе, Америке – это действительно медицина, а у нас… Не согласен: применяем порой даже более прогрессивные технологии. Чем отличаемся? Подходом к пациентам. В европейских клиниках, например, после операции по удалению опухоли ее обязательно должны показать пациенту (еще и родственникам могут продемонстрировать): «Смотрите, что мы вырезали». У нас все скрывают… Лечат человека и ничего не объясняют.

– То есть врачам надо открыто говорить: у вас рак?

– Надо. И мы постепенно к этому приходим. Рак уже не ассоциируется с безысходностью. Пациентки понимают, что диагноз – не приговор. На третьей-четвертой стадии заболевание чаще всего трудно вылечить, а на первой-второй, особенно если это рак шейки матки, он полностью вылечивается.

– Скажешь: рак – запугаешь человека?

– Нашу женщину пока не напугаешь, она не решится на какие-то манипуляции. Будет ждать до последнего. Порой приходит: «Скажите, можно повременить: у меня опухоль яичника?» Какое повременить? Опухоль надо как можно быстрее удалить, исследовать! Вдруг это начальная стадия рака? Реально же вылечить, и потом женщина проживет столько, сколько Бог отвел.

– Если после таких слов пациентка в обморок упадет?

– Поэтому, чтобы понять, какой перед тобой сидит пациент, как ему преподнести информацию, надо быть хорошим психологом. Одному человеку можно в лоб правду-матку сказать, с другим придется подольше беседовать. Это чисто интуитивно, приходит с практикой, годами. Доктору с 20–30-летним стажем, чтобы поставить диагноз, не всегда нужно суперсовременное оборудование: он пациента, как говорят, нюхом чувствует. Видит, кто перед ним и что за болезнь у него.

– И про анестезию, сложность операций надо пациентов информировать?

– Обо всем надо рассказать, как делают за рубежом. Знаете, какую кипу документов подписывает пациент европейской клиники, когда дает согласие на операцию? Ему только анестезиолог приносит 4–5 листов печатного текста, где доступным языком изложено, какие виды наркоза бывают, какой ему лично предлагается и что за осложнения могут быть. Прочитав от корки до корки, пациент ставит подпись. И по самой операции со всеми вытекающими последствиями талмуд прилагается. Человек внимательно читает, принимает решение (стоит ли оперироваться), расписывается, мол, согласен или наоборот.

Юридически обе стороны защищены. А с нашим пациентом на эти темы доктора поговорили, принесли прочесть страничку текста, тот подмахнул: на все согласен. А случись что, даже не вспомнит, что подписывал.

– Западные врачи застрахованы от возможных врачебных ошибок?

– Да, организацией здравоохранения, в которой работают. Если у пациента возникают осложнения, разбирается страховая компания (кто виноват, размер компенсации).

К слову, я тоже своих врачей страхую от возможных рисков. Деньги беру из внебюджета. Все мои доктора работают на внебюджет – задействованы в оказании платных медицинских услуг белорусам, иностранным гражданам. Клиника заключила договор с компанией «Белгосстрах» и каждый год платит взносы. Если возникнет прецедент, мои врачи защищены. К счастью, пока услуги страховой компании не понадобились.

– Бездушие врачей. Что скажете в защиту коллег?

– Не скажу, что все врачи идеальны. Встречаются такие, которым все фиолетово. Но, поверьте, их можно по пальцам пересчитать. Я один из старейших действующих акушеров-гинекологов в Минске, со многими коллегами знаком, работал в одной связке. И могу утверждать: достойных врачей, которые душу вкладывают в пациентов, немало.

Мы не машины, а живые люди. Но это все равно не оправдывает хамство, равнодушное отношение к пациенту. Докторам своей клиники говорю: вас никто насильно не тянул в медицину. Пошли сами. Захотели. Тогда работайте. Достойно работайте.

– У доктора в семье проблемы, ему не до больного…

– И больной отходит на второй план? Такого не должно быть. Коллеги, как только переступили порог медучреждения, все плохое оставляйте за порогом. Пациент к вам пришел с проблемой, помогите ему ее решить. Обратился больной человек, должен уйти здоровым. Если не можете помочь лекарствами, операцией, морально поддержите. Порой слово лечит больше, чем химические препараты.

– Раздражают пациенты, лечить их не хочется… Тянуть лямку дальше?

– Переходить в другую профессию. На кону самое ценное – жизнь человека. Кто дал нам право плохо лечить больных, коль мы пошли в медицину? Если тебя раздражают пациенты, ты не сочувствуешь им, значит, это не твое. Уходи, попробуй себя в другом деле.

– Стоит ли работать врачом в глубоко пенсионном возрасте?

– На примере своей клиники. Врачи Татьяна Андреевна Черняк, Нина Александровна Чесак дадут фору любым молодым. Подскажут, научат… Знают свое дело. Все зависит от человека. Если у него талант, мозги светлые, почему бы и нет – пусть работает.

Поверьте, если доктор в свои 70–75 лет не способен как следует справляться с должностными обязанностями, ему любой главврач скажет: «Дорогой, мы с тобой прерываем контракт, иди, отдыхай». В то же время есть доктора почтенного возраста, которым предлагают еще поработать. И есть молодые врачи, которые приходят, а их уже на пенсию надо отправлять.

– Молод собой, в душе старик?

– Не совсем. Просто когда доктор видит в пациенте клиента, ему надо уходить из профессии, чтобы не дискредитировать ее. Тогда нас будут уважать. В равной степени это относится к коллегам со средним медицинским образованием. Клиенты – в магазине, банке, где угодно, только не в медицине!

– С кадрами в здравоохранении проблема, а вы ими раскидываетесь…

– Ситуация с дефицитом кадров дошла до предела, и сегодня мы стоим перед дилеммой: кто работать будет? Пресловутая заработная плата… Сегодня труд медицинского работника действительно недостаточно оплачиваем. Но когда медикам платили заоблачные суммы? В 1980-е годы я закончил мединститут, распределился в роддом Новогрудка. На ставку 120 рублей и еще подработка на полставки – 50 рублей. Итого 170 рублей. Супруга в поликлинике работала, зарплата 110 рублей. И жили мы на эти деньги, еще ковер, телевизор приобрели. Тогда не из-за денег шли в медицину. По призванию. Да и сейчас так же. Хотя, конечно, когда у врача все мысли о том, как прокормить семью, он меньше думает о пациентах, да и о деле вообще. В то же время, если доктор говорит: «Как платят, так и работаю», не думаю, что он будет лучше лечить пациентов даже за самые большие деньги. Не сможет. Не его эта стезя.

Источник: http://minsknews.by/

Опубликовано: webapteka.by 16 июня 2014